99
азербайджанском языке полноценного воспроизведения ее идейного содержания и
художественных особенностей. При этом автор монографии руководствовался тем
принципом, что «Художественный перевод», через который происходит первое знакомство с
иноязычными авторами, является основным способом освоения литературы другой страны»
(5, с. 7).
Верность приведенного тезиса подтверждается тем, что в основном после перевода
инонациональная литература становится достоянием критики воспринимающей стороны.
Поэтому исследование следовало бы вести по такому закономерному пути: первоначально
рассматривать переводы, а дальше – критическую литературу о них. Но такая
последовательность не соблюдается, так как ученым обосновывается важность учета
азербайджанскими переводчиками всей имеющейся в лермонтоведении научно-критической
литературы о прозе М.Ю.Лермонтова. И как последствие, первая глава монографии
сформулирована как «Проза М.Ю.Лермонтова в азербайджанском литературоведении и
критике» и состоит из двух подглав, рассматривающих проблемы о творческом методе
Лермонтова-прозаика и трактовки кавказской тематики в прозе поэта, что вполне
способствует раскрытию намеченной темы.
Вторая глава «Проза М.Ю.Лермонтова в азербайджанских переводах» содержит
обстоятельный анализ переводов прозаических произведений русского поэта в исполнении
разных переводчиков и занимает основную – вторую часть нового труда Т.Джафарова. Такая
содержательная структура нового труда профессора БСУ о рецепции прозы
М.Ю.Лермонтова в Азербайджане вполне оправдывает себя тем, что исследователь
всесторонне рассматривает мастерство писательского искусства Лермонтова-прозаика в
оценке русского и азербайджанского литературоведов, охватывает практически все вопросы,
связанные с кавказскими и азербайджанскими страницами жизни и творчества поэта,
вступает в полемику с литературоведами по тем или дургим историко-филологическим
фактам, касающимся вопросам о пребывании русского поэта на Кавказе, в том числе
Азербайджане, привносит ясность отдельным спорным вопросам в представлении читателей,
уточняет истоки и мотивы азербайджанских реалий в его творчестве.
Отметим, что и ранее разные аспекты творчества М.Ю.Лермонтова рассматривалсь
Т.Джафаровым. Так, в монографиях «Проза М.Ю.Лермонтова в азербайджанском
литературоведении и переводах» (Баку, 1995) и «М.Ю.Лермонтов. Очерк творчества» (Баку,
1997)
освещаются
вопросы
исследования
азербайджанскими
учеными
прозы
М.Ю.Лермонтова, азербайджанских переводов прозаических сочинений русского классика, а
также раскрываются художественные и идейно-тематические особенности его лирики, прозы
и драматургии. Продолжая прежние исследования, в новом труде ученый призван решить
проблему соблюдения индивидуального своеобразия подлинника в азербайджанских
переводах русской классической прозы на примере переложения прозаического творчества
М.Ю.Лермонтова, что является новым подходом в области художественного перевода и что
в целом не рассматривалось в нашем литературоведении. Хотя, как подчеркивает автор
монографии, в трудах Г.Султановой, Р.Новрузова, Н.Мурадалиевой, Я.Гусейнова,
Д.Мехтиевой, З.Карабаглы, М.Коджаева, Ш.Халилова, К.Гаджиева, К.Назарли и др.
исследованы такие специфические вопросы перевода художественной литературы, как
сохранение национального своеобразия подлинника, передача на другом языке
изоразительно-выразительных средств оригинала.
Особенностью рецензируемой монографии профессора Т.Джафарова является то, что
ученый в двух главах и семи разделах книги затрагивает различные аспекты и пролемы
прозы М.Ю.Лермонтова, рассматривает особенности восприятия азербайджанской критикой
творчества русского поэта, анализирует приемы и принципы передачи на азербайджанском
языке стиля его прозаических произведений.
Одно из главных достоинств книги в том, что автор очень тщательно анализирует
вышедшие ранее источники, стремясь к объективности и не занимая заранее какую-либо
позицию предшествующих ученых-лермонтоведов. Не боится высказать в чем-то
100
неуверенность или признаться, что каких-то данных о каком-то вопросе или принятом
решении не хватает и можно лишь делать предложения, а не выносить строгий вердикт.
Поэтому новая монография ученого о переводе лермонтовских проз на азербайджанский
язык – это не сухое препаривование фактов и событий. В книге немало новых
документальных свидетельств, а те, с которыми любознательные читатели знакомы, или
дополняются подчас неожиданными и убедительными соспоставлениями в сфере принципов
художественного перевода с ранними источниками, или обстоятельно переосмысливаются.
Например, вызовет немалый интерес вторая глава, где всесторонне анализируются проблемы
сохранения особенностей стиля прозы Лермонтова на азербайджанском языке, передачи в
ней восточной лексики и воспроизведения на переводимом языке изобразительно-
выразительных средств прозаических произведений русского поэта. Совершенно по-новому
затрагивая эти или другие вопросы в передаче русского текста на родном языке, Т.Джафаров
строго придерживается принципа К.И.Чуковского, заметившего, что «Каковы бы ни были...
промахи, перевод может считаться отличным, если в нем передано главное: художественная
индивидуальность переводимого автора во всем своеобразии его стиля» (6, с. 252).
К проблеме рецепции лермонтовской прозы на азербайджанском языке, анализа его
своеобразного стиля ученый подходит с рассмотрения речевой характеристики героев, их
портретного изображения, мотивации поведения и действия персонажей, использованных
изобразительно-выразительных стредств и пытается разрешить проблемы в плане
восприятия и сохранения индивидуального своеобразия оргигинала в совокупности всех
перечисленных литературных компонентов. Так, в анализе перевода романа «Вадим»,
осуществленного
Дж.Меджнунбековым,
сопоставляется
передача
стилистических
особенностей текста оригинала с переводом на другой, в данном случае на азербайджанский
язык, в каждом случае автором книги приводится подстрочный перевод для практико-
теоретической демонстрации своих доводов и убеждений. Один из монологов Вадима,
являющихся своеобразной исповедью главного героя, полон сомнениями и противоречиями,
характеризующими лермонтовского персонажа как сильная личность. В целом переводчик
сумел подобрать необходимые средства для выражения чувств Вадима, что способствует
восприятию стиля романтического повествования на азербайджанском языке.
Но мы будем в основном говорить о допущенных переводчиком и незамеченных
исследователем неточностях перевода прозаических творений Лермонтова, ставшего
объектом рассмотрения. В переводе отдельных слов и выражений, как нам кажется, не
совсем удачно подобран соответствующий эквивалент их употребления в азербайджанском
языке. К таковым можно отнести перевод: «...демон поселился в меня», когда вместо “mənim
içimdə iblis özünə yer tapmışdı”, читаем “demon mənim üzərimdə özünə yer tapmışdı”.
Т.Джафаров в передаче приведенной фразы лишь обращает внимание читателей на то, что
слово «демон» надо было передать как “iblis”, хотя озвучание основного лермонтовского
смысла в переводе вызывает недоумение со стороны читателей в понимании оригинала.
Такая смысловая неточность наблюдается и в переложении слова «бездна» в сочетании
«перешагнуть через бездну», вместо “nəhayətsiz uçurumdan keçmək” переводчик,
придерживаясь буквализма, нарушает логику фразы в азербайджанском языке. Образно-
метафорическое употребление слов, основанное на ассоцсациях чувств человека, также
вызывает недоумение: фраза «...не бледней» в переводе Дж.Меджнунбекова опять звучит
дословно – “rəngin ağarmasın”, но азербайджанский читатель широко употребляет в таком
случае “rəngin qaçmasın”. Несоответствие такого порядка еще больше чувствуется в передаче
слова «огонь» в сочетании «огонь, текущий в моих жилах»: “mənim damarlarımda axan qan”,
тогда как точно и практично можно было сказать “damarlarımda axan qan”. Кроме того, надо
было учесть, что в отличие от русского, в нашем языке окончание -m- вполне выражает
принадлежность к первому лицу, поэтому при переводе можно было бы совершенно
обойтись без притяжательного местоимения “mənim”.
Такие смысловые неточности мы наблюдаем и в дальнейшем звучании речи Вадима,
где герой метофорично говорит о своем уединени после поступка Ольги: «...остался один как
Dostları ilə paylaş: |